Лой опасливо оглядел по сторонам, высматривая, нет ли рядом отца Феоста или дяди Теда. К радости пятилетнего мальчика, этих взрослых мужчин поблизости не было — вероятно, они уединились в кабинете, решив обсудить что-то важное. Это сыграло хорошую роль для того, чтобы можно было себя побаловать сладостями немного в большем количестве, нежели это разрешал родитель.

Рос он в любви, заботе, но немного неуютной строгости, отмерянной по норме. Если спать, то пол-одиннадцатого все уже должны лежать в своих постелях и видеть сны, если завтракать, то в пятнадцать минут восьмого уже умытая и бодрая мордочка должна сидеть за столом и насыпать себе хлопья. А когда дело касалось таких вещей, как погулять или покушать что-нибудь вкусное — находится на свежем воздухе не меньше часа, но не больше двух; а конфет можно только две, иначе аллергия придет. Хотя сейчас Лой надеялся, что даже когда отец заметит эту маленькую вольность сынишки, то ругать не будет.

Все-таки праздник близко. Они уже купили елку, которую только-только поставили в гостиной. Ее густые ветки в маленькой комнате так и норовили задеть своими пальчиками-иголками за одежду мальчика. Последние пятнадцать минут, пока слышался голос дяди Теда у двери, Лой играл с этим деревом в забавную игру — пробегал между потертым и старым клетчатым диваном и пытался сделать это так, чтобы еловые ветки не задели его. Удавалось не всегда, однако он упорен и ловок, а потому выигрывал у нахальной елки.

Зашуршала обертка, и вкусная шоколадная конфета была полностью поглощена маленьким ротиком с немного пухловатыми бледно-розовыми губами. Быстро спрятав улику в виде бумажки за микроволновку, Лой выбежал из кухни, желая сделать вид, словно ничего запрещенного не делал. Достал из своей комнаты большой пазл и начал его собирать, что-то тихо говоря своему любимому слоненку, которого ему подарил мистер Клар, когда он в очередной раз приходил к нему на прием.

Наконец, дверь кабинета распахнулась, и оттуда вышли два растрепанных мужчины. Раскрасневшиеся, а дядя Тед даже слегка хромающий и особенно довольный. Увидев, что они в хорошем расположении духа, пятилетний пальчик с разбегу запрыгнул на шею отцу и повис на ней, обвив его талию ногами.

— Когда елку будем наряжать?! — он состроил недовольную мордочку и посмотрел на Феоста, замечая, как тот изменился. Из довольного в виноватого. Только вот в чем виноватого? Из-за украшений же так не переживали… Стало немного грустно, и Лой спрыгнул с отца. Добежав до подоконника, он немного неуклюже поднес объемную коробку с игрушками к двум взрослым и вытянул руки с ней, надеясь, что тяжелую ношу заберут до того, как она упадет. Успели.
Отец угрюмо покачал головой, а Тед широко улыбнулся, потрепав ребенка по макушке:
— Спасибо, Лой. Сейчас как раз и начнем украшать елку.

Мальчик хотел заняться таким увлекательным занятием в одиночку (лишь под присмотром, чтобы не было проблем), забирая шарики из рук дяди и Феоста. Чередуя все по цветам, четко отводя определенные места для хрустальных фигур, он все разложил внизу — до верха не дотягивался — а потом давал указания этим глупым, но весьма полезным взрослым. Звезду же на самую верхушку поставил Лой уже сам, аккуратно надев ее на особенно пушистую вертикальную ветвь.
Затем же папа-альфа заметил, что ротик-то у мальчика не так чист, как казалось, и чувствовался отчетливый запах конфет от него. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — этого делать не стоило. Однако Тед стал уговаривать Феоста, что сегодня все-таки можно позволить ребенку немного «пошалить».

Вскоре они снова ушли — отец взял с собой сигарет, а Тед просто за компанию, решив поговорить. Их не было долго: наверное, в магазин пошли, чтобы подарок купить для мальчика или еще что-то сделать. Это было для Лоя безразлично. Он сначала дособирал пазлы, а потом улегся на диване и уснул. А проснулся внезапно от вспышки света, которая резанула по глазам. Сначала у него возникла мысль, что это пришел отец, но в доме чувствовалось полное отсутствие других людей. Единственное, гирлянда сверкала в темноте, мигая в своем каком-то ритме. Лой хотел было выключить навязчивую нитку света, но потом обомлел — у них не водилось гирлянд, никаких. А откуда она?

Недоуменно протерев глаза и убедившись, что гирлянда не исчезла, он встал с дивана, забыв даже поправить задравшуюся спальную футболку, и обошел сверкающее четырьмя цветами дерево со всех сторон. Вроде бы ничего необычного, только коробка небольшая красная рядом с фигурой белого зайца… Посмотрев по сторонам, не увидев никого рядом, он присел и медленно достал заинтересовавшую вещь из плена зеленых веток. На коробке бантика не было, лишь открывалась крышка. Легко, без следов.

Только его обманули — внутри ничего не оказалось, кроме пустоты. В раздраженном разочаровании ребенок кинул красную пакостницу в стену. Та ударилась с глухим стуком и распалась, словно полет сломал в ней что-то важное. Испугавшись, Лой подбежал к ней и попытался сделать так, как было. Только не получалось, даже клей не помогал.

Лишь потом он заметил тонкий конверт из очень плотной синей бумаги, подписанный белыми чернилами — Тисовая улица, дом семнадцатый, Лой. Адрес смог прочитать получатель не сразу, но все-таки смог. Не даром же Феост хотел, чтобы четырехлетний сын читал в день по абзацу без запинки и вопросов: «ой, а что это за буква? Я не знаю, как это читается». Небрежно порвав изящный конверт, мальчик достал сложенное вдвое послание. К сожалению, чтобы прочитать светлые буквы на еще более светлом фоне, пришлось включить свет. Однако из-за него все очарование не исчезло, витая до сих пор в комнате загадочной таинственностью.

Чье это письмо? Что там написано? Зачем его вообще послали? Столько вопросов, на которые пока на нашлось ответов. Но… быть может, стоит лишь прочитать текст в красивых завитушках?

Лой сконцентрировался, внимательно вгрызаясь глазами в каждую буковку, чтобы смысл прочитанного дошел без особых проблем, чтобы перечитывать не нужно было.

«Привет, мой дорогой мальчик Лой,

знаю, ты задаешься вопросом: «Кто я такой и почему решил вмешаться в твою жизнь столь неожиданным образом?» Извини, но ты слишком большой, чтобы задавать глупые вопросы. Тебе сколько уже? Целых пять лет! И я думаю, что такому послушному мальчику нужно получить подарок. Чтобы ты хотел?

Напиши на обратной стороне моего письма свое желание, а потом спрячь письмо под елкой. Никто не должен знать, что ты загадал! Иначе ничего не получится!

Ты только подумай хорошо, не торопись. И не бойся — обманывать я тебя не стану. Да и вряд ли такого умницу легко провести.

С нетерпением жду ответа, твой Снежный Эльф».

Неожиданно для себя мальчик поверил тому, кто это написал. Снежный Эльф… Он встяхнул головой и широко-широко улыбнулся. У него есть желание. Хотелось танцевать, прыгать и думать-думать-думать. Что же загадать?

— Лой, — Феост тяжело оперся о косяк двери, смотря на своего сына. — Совсем скоро будет полночь, а ты даже не поел. Нужно немедленно поужинать, а то утомил нас Тед этот уже, утомил.

Сынишка не понимал, что отец имел в виду, но на всякий случай кивнул, желая перекусить. Ели молча, потому что взрослый почему-то не мог поднять своей плохое настроение. И вина с его лица не исчезла, исказив незримо для невнимательных взглядов черты. Лой, сам за собой не замечая, быстро съел вкуснейшее пюре с не менее аппетитной курочкой, выпил тыквенного сока и выбежал из-за стола, убегая из напряженной атмосферы, клубившейся у потолка черной-черной тучей.

Мальчик хотел быстрее придумать желание и посмотреть — действительно ли это письмо написал Снежный Эльф. Об этом герое ему рассказывал отец: он раздавал подарки один раз в году тем, кому посчитает нужным. Но при этом он дает выбрать вещь самому «избранному». А вот как их выбирают… Феост сказал, что только тот, кому действительно нужно чудо, может стать тем, кого выбрал Снежный Эльф. Лой не понял, но захотел подарок от сказочного персонажа.

И теперь возможность эта появилась. Так чего мальчик ждет? Он долго-долго думал над желанием. Хотел много чего — радиоуправляемую машинку, мандариновое дерево, большой бассейн. И когда вспомнилось, с какой опаской ел он конфеты — сразу захотел такую, чтобы она никогда не кончалась. И только-только Лой наклонился над листом, чтобы коряво написать шариковой синей ручкой про сладости, его взгляд невольно скользнул по комнате и ее пределы. Кабинет, чьи двери находились по ровной линии от дверей гостиной, оказались распахнутые… И мальчик увидел Феоста.

Он сидел прямо на полу, рядом стояла закрытая бутылка с насыщенной жидкостью желтовато-коричневого цвета. В кабинете царил беспорядок, все небрежно разбросано. Но мужчину это не волновало. Он держал в руках большую и объемную книгу в руках, немигающе разглядывая каждый уголок на открытой страничке. Лой сначала ошеломленно распахнул рот — все вещи, который он держал в руках, упали на пол — никогда отца он в таком состоянии не видел. Он выглядел… отчаянным, скорбящим, беспомощным. Потом мальчик медленно встал и, почему-то шатаясь, пошел к единственному родному, что у него осталось.

Встав на пороге, он не знал, что делать. То ли спросить, что случилось, то ли просто уйти и не мешать. Но стоять вот так казалось невыносимым, и недолго думая, совершенно не глядя на свою неуверенность, уселся рядом с родителем и крепко-крепко обнял его за живот, не сумев дотянуть выше. Феост, сначала вздрогнув, прижал сына к себе. Посадив его на колени, а сверху расположив книгу, он оперся подбородком о его маленькой плечико и закрыл глаза, стараясь держаться. Почему-то альфе вспомнился момент в больнице, когда он разговаривал с Кларом.

— Ты знаешь, мы познакомились с твоим папой этого числа. До сих пор помню, какую ненависть испытывал я к двадцать пятому декабря, — Лой услышал смешок, но прерывать никого не стал. Лишь поерзал немного на коленях, чтобы удобнее было. — А в магазине я столкнулся с Найтом… он был такой раздраженный. Ты просто представить не мог, как мы с ним повздорили из-за того свитера с оленями. Он вцепился в него и не хотел отдавать, потому что эта вещь ему «очень понравилась». Я тогда ему кофе на этот свитер и вылил тогда. Правда, извинился потом, даже номер свой дал и предложил подвести его. Он отказался и порвал визитку — я дал еще одну, а потом еще и еще.

Мальчик подобрался, когда услышал слово «папа», Феост хотел поделиться с ним о Найте! Он хотел… он будет рассказывать. По праву, это один из самых счастливых дней в этом году у Лоя. Он узнает больше о папе. Хоть чуточку…

— Вот, посмотри, вот эта фотография, — альфа пролистнул к самому началу большой книги и показал на первую фотографию. Юноша, не очень хрупкий, но при этом и не пышущий мускулистостью, одет в свободные мешковатые джинсы и красный свитер с тремя оленями. На красном вязаном полотне некрасивой кляксой темнело что-то коричневое. Наверное, этот самый кофе. Черты лица у него были симпатичные. Хотя самое красивое, что выделялось, это глаза с ясным и бросающим вызов взглядом и пухловатые губы, приоткрытые в возмущенье. — Это нас мой дядя сфотографировал, забавляясь. Как он тогда смеялся.

Феост тоже засмеялся, тихо и немного нервно. Что-то мокрое капнуло на обнаженную шею Лоя и покатилось вниз.

— А вот эта картинка, — страница уже ближе к середине, одна большая фотография. Чтобы ее посмотреть, пришлось книгу повернуть на девяносто градусов. Черты папы заострились, стали более взрослыми, лицо такое возмущенное и бросающее вызов всем тем, кто не согласен с чем-то. Только одет он был намного-намного лучше. — Это когда я вынудил Найта пойти со мной в ресторан. Тогда мы общались больше полугода. И именно в этот день узнал, что ему не было и шестнадцати лет. Ох, это был большой скандал. Я обиделся на него, только ненадолго. Меня хватило на три дня, и я пришел сам.

Рассказчик показал третья фотографию:

— А это уже когда я узнал, что он ждет тебя, — Феост укусил себя за губу до крови, чтобы сдержаться. Лой увидел на этой картинке молодого симпатичного человека с пока что маленьким животиком, но уже в больничной палате и со множеством фруктов и цветов на тумбе у его кровати. На лице читалось счастье, он улыбался. — Он очень сильно переживал, боялся сказать. Пришлось ждать того момента, пока он станет совершеннолетним, чтобы мы с ним сыграли свадьбу. Звать он никого не стал, только своего племянника, а я позволил привести себе только лучшего друга. Все шло хорошо, а на восьмом месяце беременности он просудился или что-то еще подхватил. Его долго выхаживали, и мистер Клар предлагал воспользоваться помощью врачей. А я исполнил желания Найта, не сумев его уберечь. Я убийца. Не смог помочь, не смог уговорить. Потерял.

Он замолчал повисла пауза, и мальчик обернулся:

— Я тебя понимаю, — Лой поерзал на коленях и, с трудом дотянувшись, сжал плечо своего отца. — Пусть я и не знаю папу, мне его очень сильно не хватает. Я скучаю по нему.

— Ты бы знал, как я скучаю... — яркие зеленые глаза нестерпимо заблестели непролитыми слезами. Но нет, мужчина сильный и не позволил бы пролиться соленой жидкости при сынишке.

Взрослый мягко поставил на ноги маленького, но понимающего человека и сам встал.

— Ладно, сейчас придет Тед, нужно подготовиться к празднику. Уже пол-одиннадцатого, ох! — воскликнул он, изменившись до неузнаваемости, посмотрев на настенные строгие часы.

Мальчик кивнул и с уверенностью взглянул на письмо. Теперь он точно знал, что хотел загадать. Снежный Эльф должен понять… должен. Дрожащими руками Лой начал писать:

«Снежный Эльф, я очень рад тому, что ты хочешь исполнить мое желание! Извини, мне не нужны, ни конфеты, ни машинка… Просто верни нам папу! Нам очень его не хватает…

Спасибо, Снежный Эльф, большое спасибо, твой Лой».

Довольно улыбнувшись, «избранный» сложил листок вчетверо и аккуратно запихнул его в порванный конверт, надеясь, что из-за этого сказочный герой не будет ругаться.