Бессонница. Она мучила Марка уже больше четырех месяцев, забирая минуты, часы покоя, оставляя после себя разбитое состояние, растерянность и ежедневное раздражение. Мальчишка бы с радостью от нее избавился, но не мог. Что только он не пробовал, начиная от изнурительных, полностью истощающих его физическую силу тренировок и заканчивая счетом баранов и овец. Правда, иногда, очень редко, если Маркус сосредотачивался на шуме волн, равнодушно накатывающих на местами каменистый берег, то мог провалиться в легкую полудрему, которая часам к шести могла все-таки смениться чутким, беспокойным сном.

Но звук воды, колебания ее услышать на втором этаже, даже с настежь распахнутыми окнами довольно-таки проблематично. Он терялся в пространстве, в шуме ветра, шелестении листвы. Дом был слишком далеко от места успокоения, как часто его называли слуги, рассказывающие множество странных, страшных или же просто нелепых мифов, полузабытых, додуманных историй.

Поэтому Марк частенько, шаркая босыми ногами по деревянным, скрипящим от времени ступенькам, сбегал к воде, с особой осторожностью высчитывая точное время прибытия, ухода посторонних, тех, кто мог бы его уличить в побеге. Нет, они, конечно, знали, что пацаненок уходил по ночам, гулял где-то, но с рассвета он всегда возвращался, а если повезет, то и с хорошим настроением.

Вот и сейчас Маркус осторожно закрывал дверь в свою комнату на ключ, прикрывая его ладонями, будто бы это помогало ему замкнуть замок более тихо и плавно. Затем он заглянул в окно, вздрагивая от резких вспышек молний на черном небе без единой звезды. Грома не было, лишь эти всплески света, пронзающие пространство где-то далеко. На несколько мгновений бежевые стены отражали этот свет, вырисовывая силуэты мебели черным, темно-серым и фиолетовым, после все снова погружалось во мрак.

Маркус не боялся, но его сердце колотилось с завидным ритмом, бухая где-то в животе. Но ведь мальчишка уже знал, что в животе его быть не может, там итак всего понапихано. Сердце просто не поместиться.

Раньше, на уроках, в те редкие моменты, когда к нему приезжали угрюмые репетиторы, по биологии он слышал гипотезу, что таких, как они, будущие люди, не было на планете, были другие, отличающиеся по анатомии, но в тоже время очень сильно похожие. Но та особь, которая вынашивала плод у них, почему-то исчезла, растворилась. Те начали умирать, сокращая свою численность. Пришлось выкручиваться с помощью химии, мутировать. Так будто бы нашелся выход, помогающий выполнять важную, главную роль — оставить потомство после себя.

На улице зло свистел ветер, тормоша листву, ломая ветки и качая высокие тополя, коих особо много росло здесь. Марк шел на ощупь, иногда вздрагивая от вспышек света, отлично зная, где расположены тайные тропы, которые он сам себе вытоптал за несколько лет.

Речка расположилась неподалеку, но из-за извилистого маршрута путь к ней казался неблизким. Пока мальчишка добирался, уже успел устать, сбить коленки, едва-едва прикрытые короткими свободными штанами, порвать рубашку и измазать лицо в чем-то, похожем на древесную смолу.

Запыхавшись, Маркус вышел из колючих кустов, царапая кожу, оставляя маленькие ранки, будто бы от кошачьих коготков, и, закрыв глаза, упал на колени, не обращая внимания на твердые частицы под ногами. Волны сегодня были особенно неспокойны. Накатывая на берег, забирая с собой мелкие камешки, они тревожно заглушали все остальные звуки.

Да, успокаивающе. Уложившись на спину, наплевав на одежду, мальчишка с удовольствием растянулся на земле, широко зевая и разминая затекшие мышцы. Глаз он не раскрывал, прекрасно ориентируясь по чуткому слуху и осязанию.

Так бы Марк пролежал довольно-таки долго, размышляя, фантазируя, если бы странное завывание, жалобное и полное боли, не достигло его ушей. Подскочив на месте, усевшись, притянув к себе ноги и обвив руками колени, он широко раскрытыми глазами уставился на воду, прошаривая ее неровную поверхность в поисках источника этого воя.

Что-то большое, крупное, живое плыло по течению, слабо бултыхая лапами, приближаясь к берегу. Волка, огромного волка, наконец, прибило к берегу, почти напротив Маркуса. Мальчишка застыл, не зная, что же ему делать. Его словно разрывало на три части: помочь, убежать или равнодушно смотреть.

Почему, собственно, произошла такая дилемма? Во-первых, Марк видел — волк ранен. Во-вторых, он знал — хищные, тем более такие большие животные опасны, достаточно всего одного рывка, если паренек подойдет слишком быстро, чтобы заказывать гроб с закрытой крышкой.

Все-таки любопытство со смесью страха победило, заставив Маркуса подождать хотя бы того момента, как существо потеряет сознание. Луна осветила тело волка, с четкостью вырисовывая на платиновой шерсти черное пятно крови, которое, пропитывая длинные, густо растущие волоски, попадало в воду и уносилось течением, смешиваясь таким же черным с волнами. Грудь животного тяжело вздымалась, из пасти вырывались тихий скулеж и вой. Казалось, что оно предчувствовало скорую смерть, но боролось вопреки этому предчувствию.

Марк не заметил, как стал медленно приближаться к зверю, внимательно смотря на замедляющееся, слабеющее дыхание. Лишь подойдя на расстояние вытянутой руки, он остановился, рассматривая перекошенную морду, кровавую пасть и выдранные клоки шерсти из груди, висевшие на ней комками. В последний раз вздохнул волк, воздух вылетел из легких с особым свистом.

Маркус испугался. Желая проверить сердцебиение, он потянулся пальцами к его боку, но, почти дотронувшись до зверя, вздрогнул, поворачиваясь в сторону головы животного. Его глаза встретились с умными глазами волка, который из последних сил приподнял морду, чтобы посмотреть на человека. Клацнув зубами, нарушив зрительный контакт, голова оного упала на каменистый берег. Зверь потерял сознание.

Что оставалось делать пареньку? Теперь он не хотел, чтобы это странное существо погибало. Про себя досчитав до трех, он вскочил с места и, не оглядываясь назад, поспешил обратно, к себе домой, очень надеясь на то, что Ник, доктор при Маркусе, сегодня не будет препираться и заводить скандалы.

Парень лет двадцати пяти часто пропадал на несколько суток, нарушал правила дома, приводил к себе в комнату незнакомых бет легкого поведения, огрызался со всеми, не разбирая — где хозяин дома, где обслуживающий персонал, где гости. Но все равно никто Ника увольнять и выгонять не собирался, так как он отлично знал свою работу и мог сделать почти невозможное своими руками с тонкими пальцами и аккуратно остриженными ногтями. Именно он выхаживал мальчишку, иногда даже сутками не оставляя своего подопечного.

Через три-пять минут Марк уже тарабанил в дверь Ника, выстукивая определенный ритм, переминаюсь с ноги на ногу и лихорадочно пытаясь заглянуть в дверной замок, разглядев в нем взъерошенного и недовольного парня. После сорока минут несправедливого отношения к ни в чем не повинной двери парнишка достучался до дока.

Ник, открыв дверь на столько, чтобы рассмотреть бледное лицо подопечного, зевнул, почесал затылок и довольно-таки миролюбиво спросил:

— Ну, чего тебе, ошибка эволюции? — он всегда так обращался к мальчишке, прекрасно зная весь букет его болезней.

— Ты должен идти за мной, — твердо произнес Марк, хватая Ника за руку. Но, заметив непонятливость на лице дока, он добавил: — Ты нужен, чтобы помочь. Он может умереть.

Если бы не слезы, стоящие в глазах парнишки, то тот бы еще подумал. А сейчас же парень бежал за подопечным, чертыхаясь на ветки, кусты и прочее, едва поспевая за Маркусом, который несся, словно это он умирал, а не кто-то там, незнакомый.

Через несколько часов мальчишка спал на берегу, изнурившись ожиданием, под тихое бормотание Ника, который пожертвовал свою футболку ради спасения зверя, туго перебинтовав грудь сделанными из нее широкими лоскутами ткани. Потом, звякнув знакомым из обслуги, он дождался, пока они придут, и, удерживая раненое существо за задние лапы, перетащил вместе с ними оного в особняк. Решив, что Марк может и сам разобраться с ним, он поместил волка в его комнате, предусмотрительно вколов ему дозу обезболивающего. За пареньком пришлось возвращаться и тоже тащить на руках, радуясь, что тот еще не пробудился.

Маркус с рассветом проснулся в своей постели, солнечные лучи, бьющие в глаза, выдернули его из мира грез. Потянувшись, чувствуя чужое присутствие, он уселся на круглой кровати и первым делом заметил волка и Ника, который сидел в кресле рядом. Последний не спал, играя в телефон, иногда бросая взгляды на зверя, который спал на белом ковре с длинным ворсом. Наверное, теперь его только выкинуть осталось. А волк оказался не белым, а бурым с едва-едва виднеющимися проблесками ржаво-рыжего цвета.

Док встряхнул головой:

— Ох, ты, наконец, проснулся, — довольно и устало произнес он, выключая аппарат и, прищурившись, смотря в глаза Марка. — А теперь, я надеюсь, ты не против рассказать мне, где ты откапал это… существо.

— Это не я, — после долгой паузы просипел Маркус. — Он сам приплыл. Я не мог его бросить.

Ник фыркнул, снова тряхнув головой. Он очень хотел спать.

— Ладно, любитель всяких зверушек, — он встал и отправился к выходу. — Пойду, что ли, кофейку себе сделаю, а то, чувствую, рухну на месте. Но, — он застыл в проеме, становясь серьезным, — ни в коем случае не надо к нему подходить. Пусть он и слаб, но твою бестолковую голову откусит без особых проблем. Вон, какие зубищи…

Что сказать насчет послушания мальчишки? Оно у него ни к черту. Поэтому, только парень вышел за порог, Марк уже с интересом разглядывал волка, внутренне содрогаясь от его больших когтей и зубов, с интересом смотря на кажущуюся мягкой шерсть и с тревогой отмечая красноватое пятно на уже нормально перевязанной ране. Кто же знал, что существо проснется от простого касания до макушки. Реакция у него была отличная. Зубы клацнули в нескольких миллиметрах от ладони Маркуса, раскрытые глаза застелены пеленой ярости, лапы беспорядочно царапали деревянный пол, оставляя на нем глубокие и широкие борозды.

Мальчишка, не ожидая такого исхода своих нехитрых действий, отскочил, упав на руки, и попытался отползти от ничего не понимающего волка. Хотя, может, оный просто решил, что паренек решил докончить чье-то дело и убить его.

Прозвучал приглушенный выстрел. Ник стрельнул в животное дротиком со снотворным и оттащил дрожащего Марка на кровать.

— Я говорил тебе не подходить к волку, — в голосе звучали стальные нотки сдерживаемого гнева. — Вдруг он болеет бешенством или еще какой-нибудь заразой. Я ведь не ветеринар и определить не могу, какие болячки у этого существа.

Вытащить из испуганного паренька хотя бы пару слов не удалось, и Ник, принеся к раненому животному большую чашку воды и такую же чашку сырого мяса, удалился, до этого заявив, что если уж Маркус с ним так начал носиться, то пусть сам с ним разбирается. Также он предупредил, что не будет его лечить, если зверь все-таки доберется до него когтями или зубами.

Оставшееся время до вечера, заката, которого нельзя увидеть из широких окон, мальчишка сидел на кровати и смотрел на спящего, но уже не собираясь к нему подходить. Мысленно Марк уже дал ему имя. Поль. Большего на ум ничего не приходило.

Приходил Лий, который настоятельно попросил его выпить теплого молока и съесть кусочек запеченной курицы в духовке. Паренек есть не хотел, но молоко выпил, морщась на сладкий вкус меда, который всегда добавлял этот парень.

Следующие несколько дней он не выходил из комнаты, стремясь застать тот момент, когда волк, наконец, очнется. На четвертый день Поль раскрыл глаза. Первым делом добравшись до миски с водой, он вылакал всю жидкость и снова уснул, даже не взглянув на холодное мясо (Ник периодически приходил и менял чашки). На пятый день он бодрствовал чуть дольше, осматривая помещение, в котором находился. На седьмой день волк уже был в относительно хорошем состоянии. Лежа, он иногда поднимал голову и втягивал свежий воздух, что просачивался через настежь открытые окна, да изредка рычал на движения Маркуса.

Мальчишку жизнь ничему не научила, и он осторожно, ненавязчиво приближался к Полю: то воды дольет, то еды подкинет, то усядется рядом. Как ни странно, но волк в скором времени просто-напросто перестал обращать на хозяина комнаты какое-либо внимание, занимаясь своими нехитрыми делами.

На девятый день, уснув где-то часам к четырем ночи, Маркуса разбудила тяжесть на животе, будто кто-то давил на него. Раскрыв глаза, он застыл, смотря на Поля, который обнюхивал его, удерживаясь за кровать передними лапами. Шумное дыхание волка щекотало его щеку, а когти оставляли неприятное болезненное ощущение.

Теперь-то Поль не боялся людей и уж тем более не трогал Марка, позволяя оному сидеть уже почти вплотную и иногда гладить его по макушке, чесать за ушами. На вторую неделю мальчишка уже спал вместе с волком, расположившись на его горячем боку, как на подушке, лапами укрываясь, словно одеялом. Поль не возражал, неуклюже прижимая к себе юношеское тело, которое было в два раза меньше, чем он сам.

На двадцатый день, когда Ник снял повязку, намазав мазью его затягивающуюся рану, он ушел с рассветом, оставив мальчишку одного. Маркус не заметил, как он сбежал. Когда паренек приводил себя в порядок в ванной комнате, он оставив Поля одного с открытыми окнами.

Марк оделся и вышел на улицу, не зная, что ему делать. Да, он помог Полю выздороветь, но ведь тот дикий зверь, привыкший к свободе. Просидев на улице до одиннадцати часов ночи, парнишка вернулся в свою комнату, загоняемый в дом Маем.

Его одолевала обида, что волк ушел. Он успел привязаться к нему. Тем более, что теперь Маркуса, когда оный спал с Полем, бессонница не мучила.

— Ник, — просипел Маркус, затуманенным взглядом смотря на парня, лежа на кровати и укутанный в три одеяла, — я умираю...

Док фыркнул, молчаливо протянув парнишке стакан с горячей жидкостью. Крепкий чай с добавлением ягод малины. Марк его любил не особо, но был благодарен после принятия гадких таблеток, которые должны были бы его вылечить и поставить на ноги за несколько дней. Мысленно Ник молился, чтобы реклама не обманула, и к приходу хозяев их сын был здоров, бодр и радостен.

— Ты, — процедил он сквозь зубы, с укором смотря на больного и «умирающего». — Да я сам тебя убью... ошибка эволюции. Разве нельзя додуматься своим омежьим умишком, что гулять в дождливую погоду в пижамной одежде не есть безопасно для здоровья?

Маркус взял стакан, морщась от боли, и, поочередно обмотав ладони тонким пледом, который тоже покоился на его кровати, подул на чай, вдыхая его запах. После реплики дока он покачал головой и отпил чуток жидкости, обжигая себе и губы, и язык. Зашипев, он ответил:

— Это не я, это все... — но договорить пареньку просто-напросто не дали, оборвав на полуслове:

— Это все Поль, твой замечательный мохнатый четвероногий друг. Мало того, что он раскрушил весь сад, играя с тобой в мяч, поломал половину мебели, поцарапал все полы, так он еще и за тебя принялся!

— Нельзя винить его, он не знал, — защищал зверя Марк, отложив стакан в сторону. Как-нибудь потом он сможет вылить эту гадость в окно. — Тем более что Поль... Поль... Поль...

А дальше продолжения не было. Парнишка не смог сказать достойный аргумент в его пользу, так как прекрасно знал, что в обиду или в глупость четвероногое мохнатое могло сделать все что угодно, не взирая на границы между плохо и хорошо, можно и нельзя.

— Вот и все, — медленно протянул Ник. — Разговор этот, пустой и бестолковый, окончен.

Маркус досадливо поморщился, поворачивая голову к зверю, что разложился подозрительно близко от двери. Казалось, заметив обращенный взгляд, он подмигнул, дрогнув хвостом. Что-то задумал? Вполне возможно.

Спустя пару секунд, снова подув на горячий чай, парень проворчал:

— Поль всего лишь волк, животное, которые не понимает, что делает что-то плохое, — тихий голос был настолько тих, чтобы Ник смог услышать слова без труда.

Зло рыкнув, док подорвался, мгновенно усевшись на краю кровати мальчишки и хватая того за плечи. Он был в бешенстве:

— Ты понимаешь, что это чертова тварь... — зло зашипел он, своим тоном вынуждая забыть, как двигаться, — может испортить все наши планы. Ты думаешь, что тебя отправили сюда в три года ради развлечения? Ради того, чтобы ты шастал по лесу в происках приключений? Ради болезней, что ты приносишь к нам каждый год букетом? Ты понимаешь, какая ответственность висит на тебе? Понимаешь, что ты наследник всего того, чего добились твои родители? — его глаза, горевшие яростью, потускнели, хватка на плечах ослабла. — Да ничего ты не понимаешь.

Не хватало только разочарованного взмаха рукой. Марк был сокрушен вспышкой эмоций обычно всегда спокойно презрительного Ника. Док выхватил из рук мальчишки чашку с чаем, будто бы предвидя то, что он собирался делать с его уходом, и направился прочь из комнаты.

Звук шлепков босых ног по деревянным полям отдавался в ушах, заставляя забыть, как двигаться. Парнишка неверяще покачал головой, выдохнув воздух. Алым пятнами алела хватка Ника. Волк протяжно завыл, цепко смотря на дока, будто бы пытаясь его испугать.

Ник нервно рассмеялся:

— Что? Если бы ты мог говорить, сказал бы что-нибудь в свое оправдание? — спустя секунду он ступил на порог, не смотря себе под ноги. Это было его большой ошибкой. Раздался звук падения, чашка выпала из его рук, облив зверя, а сам Ник проехался носом по площадке, едва не скатившись по лестнице вниз.

Зверь взвизгнул, вскакивая на лапы. Маркус тоже покинул свою постель и, едва прикрываясь пледом в своих руках, со страхом наблюдал за Ником, что сначала неподвижно лежал, но затем тяжело начал подниматься, оборачиваясь к своему подопечному. Выражение его лица нельзя было определить, как что-то точное, паренек просто не мог сказать, что означает это выражение. Чашка разбилась на три части, волк с остервенением тер свой пострадавший нос, а мальчишка ничего не делал.

— Лий уберет, — без эмоций проговорил док и, тяжело шагая, скрылся. Марк понял, что теперь к Нику он больше обратиться не сможет.

Повисло неловкое молчание. В этом виноват Поль. Зачем он так сделал? Выбора было два: либо отчитать зверя, либо...

Маркус опустился на пол, покрывая тонкой тканью свои бедра, склонил голову к низу. Волк, прекратив тереть обожженный нос, тихо поскуливая, подполз к мальчишке, просунул голову под его сомкнутые в замок руки, крепко зажмурившись и прижав большие уши к затылку.

Он хотел подбодрить или сгладить свою вину. Словно бы понимал, что сделал. Это согревало что-то в душе паренька.

— Поль, — Марк взъерошил густую шерсть, тихо позвав ее обладателя. Волк открыл свои умные круглые глаза, уставившись на человека, и широко зевнул, обнажая чуть желтоватые зубы. Улыбнувшись, мальчишка обнял друга за сильную шею, доверительно шепча оному на ухо: — Ближе тебя у меня никого нет.

Зверь прижался к парнишке сильнее, внезапно облизнув оного за нос, а потом отстранился, смотря в закрытое окно. Маркус покачал головой, с сожалением пожимая плечами:

— Ник забрал ключи, тебе придется выходить через дверь, — он со скрытым неудовольствием показал на оставшееся средство выхода. Если хочет, то пусть идет. Он не будет удерживать, хотя, по праву, ночь — это время мальчишки. — Я же пойду спать.

Он махнул рукой, вставая. Его глаза с деланным равнодушием смотрели на Поля, одна рука придерживала сползающий кусочек пледа. Поправляя постель, он внимательным косым взглядом наблюдал за Полем, который с крайне нерешительным видом медленно-медленно выходил из комнаты.

Оказавшись по одеялом, Маркус понял, насколько ему было холодно без него. По телу прошлась предательская дрожь, дыхание сбилось. Он сжался в маленький комочек, занимая ничтожно мало место на кровати, которую еще не успели починить. Отвернувшись к стенке, парнишка долго-долго лежал с открытыми остекленевшими глазами, затем уснул.

Сновидения были непонятны. Все словно бы смешалось в кашу. Единственное, что понял Марк — там было что-то ледяное и что-то горячее. Это будоражило разум, не давая нормально спать или же проснуться и понять такой контраст. Некоторое время слышался шум, звук шагов, тихое и тревожное бормотание.

Разбудил паренька Май, держа в руках поднос с горячим молоком и тремя овсяными печеньями.

Настроение можно назвать не очень хорошим, потому что, проснувшись, Маркус не почувствовал никакого облегчения. Лишь слабость и озноб. Глаза слипались.

— Доброе утро, — миловидный паренек, казалось вообще не менялся. Добрый взгляд, счастливая полуулыбка, косая челка и растрепанные каштановые волосы. Изюминку Маю добавляла сережка на губе, кою он иногда, когда другие его отчитывали, прикусывал.

— Доброе... — растерянно и сонно повторил парень, потирая глаза и силясь заметить где-то в комнате родного зверя. — А...

— Поль ушел совсем недавно. Он спал рядом с Вами, но когда я пришел, покинул комнату.

Уход волка его слегка огорчил, но радость от того, что тот остался с ним на ночь не могла бы быть незаметной. Май таинственно блеснул глазами, будто бы что-то зная такое... такое, которое неизвестно больше никому другому. Маркус уселся, и по спине пробежался табун мурашек от мнимого холода. Лекарство Ника никакого эффекта не принесло. От этого могут быть проблемы, и мальчишка понимал, какие.

Покачав головой, он осторожно взял у Мая молоко и немного отпил — белесая жидкость была горячей, но пригодной для употребления. Единственное, сладость — Марк очень не любил, когда в молоко добавляли что-то сладкое, но Лий и Май, да и другие беты в их доме добавляли мед или сахар всегда.

Позавтракав, паренек снова заснул. Сон был неспокойным и крайне тяжелым, поэтому на закате проснулся Маркус разбитым и недовольным. Поля еще не было, настроение тоже не спешило приходить. Немного посмотрев в потолок, он уселся на уже ненавистной кровати и, вздрагивая, взял со стоящего рядом столика воду и две странные таблетки. Наверняка, их принес док. Забота присутствует, конечно, но странно, что он не разбудил своего подопечного. Это не в его стиле.

Есть не хотелось, но на четверть полный стакан только раззадорил жажду, которая решила устроить в его горле минимум пустыню Сахару. В комнату никто не заглядывал, и болезненному герою пришлось встать и одеться. И если с первым проблемы были лишь в слабости, то со вторым пришлось повозится. Придирчиво осматривая небольшой шкаф, в котором одежды было мало, но зато каждая вещь выглядела дорогой и добротной.

Не желая давиться обычно водой, Маркус шаркающе вышел из своей комнаты, замечая, что беспорядок уже убран, никаких осколков нет, пол не липкий. Лий действительно приходил. Ступени скрипели, что могло бы привлечь внимание. Этого мальчишке вроде бы и не нужно, но с другой стороны он бы хотел понять, что происходит. Еще нет полночи, почему тогда так глухо и неприветливо? Что-то случилось?

Парнишка продолжил путь, обнимая себя за плечи. Даже несмотря на то, что он нацепил на себя осенний свитер и не менее осенние брюки, было довольно-таки прохладно. Но немного меньше, чем раньше, когда он только-только проснулся. Наверное, Ник не стал заморачиваться с новыми лекарствами и просто дал ему более эффективные. Маркус мстительно подумал, что скоро приедут родители, и если он сам не будет в добром здравии, то тогда кому-то не поздоровиться, точнее, всем. Хотя таких бет, как Май и Лий, стало внезапно жалко. Даже с их навязчивой заботой и опекой они для него дорогие, родные, можно даже сказать.

На кухне никто не сидел, что, несомненно, радовало, так как Марк мог безбоязненно залезть в холодильник и вытащить оттуда сок. Апельсиновый. Холодный.

С довольным лицом доставая прозрачный стеклянный графин, мальчишка начал пить прямо из горлышка. Горло обожгло холодом, но на данный момент его это не волновало. Напился Маркус не сразу, но зато сразу перехотел утолять свою жажду и дальше, услышав слишком уж знакомый голос из соседней комнаты. Кабинет. Внутри все похолодело еще и от неожиданного предчувствия.

Осторожно запихнув графин обратно, закрыв холодильник и вытерев рот о рукава свитера, он осторожно, стараясь не производить лишнего шума, направился к Кабинету, внутренне убегая в свою комнату и запирая дверь на замок.

Нала говорил. Родители приехали.

Папа был невероятно раздражен, что случалось крайне редко. Даже в том случае, если приезжали они только два раза в год. На день рождения и двадцать четвертое марта, когда отвезли своего сына далеко от города, себя и общества. По сравнению с ними Маркус чувствовал себя дикарем. Нала, выносивший его, был всегда в форме, также как и Тэльмар.

Первое желание было раскрыть дверь на самую малость и посмотреть на своих родителей, когда они не со своим сыном, но парнишка его поборол. Подслушивать и подсматривать — низко. Поэтому он постучал. Нерешительно и почти неслышно. Его с первого раза даже не услышали. Марк постучал во второй раз и резко распахнул дверь, видя, как Ник, сидевший прямо напротив него, вздрогнул. Дока отчитывали, это видно по его уязвленному и виноватому лицу. Нала сразу же умолк, вопросительно смотря на паренька, и затем, повернувшись к нему, широко раскрыл руки, чтобы Маркус в них влетел и никуда иначе.

Да, мальчик побаивался своих родителей, но Нала и Тэльмара очень любил, первого, правда, больше. Поэтому, только его заметили, он бросился в объятия папе, крепко-крепко его сжимая.

— Привет, — теплое дыхание согревало ухо, руки, поглаживающие узкую спину, согревали. Марк совсем забыл про то, что был слаб, у него температура и слабость. Это глупости. — Мы по тебе скучали.

— Я тоже, — Нала упал на небольшой диванчик и, устроившись, усадил сына себе на колени и положил свою голову ему на плечо. Марк улыбался. Он впервые смог увидеть своих родителей, когда они только приехали. Обычно они сами приходили к нему во втором часу дня и вечером, часов в шесть уезжали. Работа. — О чем вы разговаривали?

Папа вздохнул, вопросительно смотря на рядом сидящего Тэльмара. Тот выглядел равнодушным, но, заметив настойчивый взгляд супруга, кивнул, разрешая сказать без утайки.

— Мы разговаривали с Ником. Он нас сильно расстроил, так как не уследил за тобой, хотя это его прямая обязанность, — Ник отвернулся, делая вид, что происходящее его вообще не касается. Хорошее самообладание, так как Нала выдержать сможет не каждый. Отнюдь не каждый. — Ты заболел, и теперь нам придется задержаться до того момента, пока ты не выздоровеешь. Дело важное, и без тебя нам его решить никак нельзя.

Маркус освободил свое плечо и уложился уже и на ногах второго родителя. Ему было интересно, что за дело, и почему оно нерешаемо без его участия. Довольно-таки странно. Обычно без парнишки все решалось. Отвезти, привезти, учить, не учить — все решал Нала, и его супруг не лез в семейные дела, занятый работой. Да и сын с выносившим его отцом были похожи. Тонкая кость, темные волосы, отдающие рыжинкой на солнце и низкий рост. Только Нала — самостоятельная личность, командующая в семье и во всех остальных сферах, а его сын — неженка, которой нужна забота и хорошая опора.

— И какое такое дело? — Марк вопросительно посмотрел на всех присутствующих в этой комнате. Ответил Тэльмар, начиная перебирать чуть отросшие волосы мальчишки.

— Я решил, — местоимение он выделил почти что грубо. Хотел показать, кто какое место занимает. Никто спорить не стал, лишь Нала усмехнулся, — что тебе надо познакомиться с городом, с миром и, наконец, начинать строить свою жизнь.

Паренек находился в шоке. Город? Мир? Смотреть? Строить?

— Да, я знаю, что тебе будет сначала сложно, но привыкнуть стоит. Я не настолько молод, чтобы давать тебе жить в глуши до двадцати лет. Нам нужен не только любимый и оберегаемый сын, но и наследник, твердо смотрящий в будущее и знающий свое место.

Марк сглотнул. Тэльмор говорил тихо, но его слова эхом отдавались в комнате, словно она пуста. Или это просто так кажется. Все ждали ответа, не давая собраться с мыслями. Нала смотрел на него, не моргая, глаза его все больше и больше блестели. Наконец, герой смог найти в себе силы открывать рот, шевелить языком и даже начать говорить:

— И когда вы хотите меня забрать? — голос не выражал эмоций, так как их, как таковых, пока и не существовало. Заморозились.

— Как можно быстрее. Ты хорошо себя чувствуешь? — Нала наклонился на сыном, притрагиваясь губами к его лбу, и выдохнул: — Температуры нет.

— Можно ехать сейчас? — Маркус даже удивился своему вопросу. Сейчас он хотел уехать, но не так сильно как раньше. Оставаться здесь все равно нет смысла. Ник дулся всегда долго, а с остальным маленький хозяин не особо общался. — Только у меня вопрос...

— Какой? — Тэльмар проявился признаки интереса. Ник хмыкнул, ядовито улыбаясь. Док знал, что хотел спросить его подопечный.

— У меня есть друг. Животное. Можно будет его взять с собой? — Марк затаил дыхание, и Нала кивнул. — Только он... его надо показать. Он у меня в комнате, нам всем надо сходить.

— Ничего, сходим, — родители сказали это одновременно, и Марк встал, чтобы они могли воплотить задуманное в жизнь. Ник тоже пошел.

Нала увидел лежащего на кровати большого бурого волка и не мог ничего сказать. А когда Поль поднял голову, любопытно смотря на гостей, и зевнул, обнажая желтоватые зубы, он упал без чувств на пол. Все здорового перепугались. Кто же знал, что папа боится волков? Подумаешь, всего лишь в полтора раза больше человека... это не повод переживать. Тэльмор преобразился, больше не выглядел равнодушным.

Ник осторожно приподнял хозяина и, согнав волка кивком головы, положил упавшего хозяина на место «животного». Потом док подозвал Маркуса и поинтересовался, где оный оставил свои мозги, при этом незаметно, но зато очень больно ущипнув. Мальчишка не стал ничего делать в ответ, так как сам уже жалел о содеянном.

Поль стоял в стороне и большими круглыми глазами смотрел на проходящее. Затем, поняв, что обращать на него внимание никто в ближайшее время не собирается, улегся и протяжно заскулил. Такой звук заставил Нала очнуться.

После этого не состоялось ни переговоров, ни долгого ожидания. Родители просто собрали все самые дорогие вещи сына и уехали, даже не дав ему толком-то ничего и сообразить. А Маркус понял, что скулеж от друга значил. Прощание. Невидяще смотря в окно, он раз за разом прокручивал у себя в голове, как волк бежит рядом с автомобилем и отстает. Было больно и тоскливо.

Стоит ли говорить, что он пошел за мальчишкой? Наверное, нет. Вряд ли Клар стал бы считаться с мнением того, кто едва-едва переступил порог четырнадцатилетия. Маркус шел хмуро, не обращая внимания на окружающий мир, но это, казалось, на недавнего знакомого никакого эффекта не производило. Тот просто ждал, пока он, наконец, исчерпает свою чашу терпения.

Марк старался не замечать прилипучего альфу и идти так, словно бы ничего не произошло. Просто такой же хмурый и недовольный всем горожанин, спешащий на внешкольную подработку. Хотя, по правде говоря, наш герой и школы-то только на картинках видел и не особо желал туда идти. А зачем, если есть репетиторы, которые, заняв не более двух часов из свободного дня, смогут научить его намного большему, нежели учителя за шесть с еще тридцатью подопечными?

Раздумывая о маскировке, парнишка даже забыл о сопровождающем. Теперь он просто гулял по улочкам, сворачивая туда, где ему больше нравилось. Задумывался ли Маркус о том, что сможет заблудиться? Даже если бы это и произошло, то он как-нибудь бы и выбрался из такой неприятной ситуации. Спросил бы кого, и этот горожанин обязательно бы его отвел на центральную улицу или остановку, сказав, на какой автобус лучше всего садиться. И денег у паренька бы хватило, так как весь общественный транспорт стоит одинаково. Не сказать, что дешево, но и не совсем заоблачно. Обычно. Хотя есть проблемы и пострашнее блуждания в незнакомом месте. Враждебно настроены люди. Обездоленные и озлобленные — им нечего терять, увы. Кроме жизни, конечно. Но и она стоит не особо много.

— Маркус, я бы не советовал туда идти, — Клар дал о себе знать. Кажется, ему поднадоело быть тенью. — Там начинается бедная зона, нищая даже. Увидев, жители тебя просто убьют. Разорвут на клочки.

Мальчишка удивленно остановился и повернул голову к знакомому:

— Я чем-то выделяюсь среди них? — он был в недоумении. Неслыханно, чтобы так могли бы сделать. По крайней мере, ему об этом репетиторы и преподаватели не рассказывали. Не хотели портить впечатления или им запрещено это делать?

Мужчина кивнул, бесцеремонно хватая спутника за руку, и повел его совершенно в другую сторону. Прочь.

— По тебе все видно сразу, запомни. Манеры, поведение, одежда, внешность. Ты же ухожен, подобно тепличному растению, — он насмешливо сверкнул глазами. — Забудь об этой черте города. Да и мне хочется, чтобы ты остался в живых до того момента, как я тебя спрошу.

Недовольно попытавшись выдернуть руку из хватки, наш герой прищурился. Даже в передвижении ограничивают, что за люди...

— Отлично, — с плохо скрытым сожалением ответил парнишка. — Если не туда, то куда?

— Я могу показать, — казалось, что Клар ожидал только этих слов, чтобы занять главенствующее место в импровизированном походе и отвести туда, куда нужно для него самого. А нужда определяется выгодой.

Маркус немного неверяще покачал головой. Никуда без опекунов, у себя Ник и Поль, дома — родители, здесь — какой-то странный тип. Цокнув языком, он уже более оживленно отправился вслед знакомому.

— И что же ты можешь показать? — вопрос был задан чисто для того, чтобы не допустить неловкой тишины между ними двоими. Чтобы та не смела царить рядом и вмешиваться, не давая успокоиться.

Клар ничего не ответил. Шествовали не очень долго, быстро добрались до центра. Дорог для транспорта не предусмотрено, вообще. Просто вымощенная каменными и ассиметричными плитами широкая аллея с большими, раскидистыми деревьями, достающими чуть ли не до самых высоких небоскребов. Люди сновали тараканами, не смотря по сторонам, разговаривая по телефону или же просто гуляя за руку со своей парой. Здесь не было косых взглядов, а если некоторые и позволяли себе смотреть на мальчика, то только мимолетно и без интереса. А кого волнует парочка: альфа и омега? И пусть, первый старше раза в два. Может, это его сын. Кто знает.

Маркус медлил, с упоением запоминая каждую мелочь, каждый красивый цветок, каждый яркий листик. И мужчина его не торопил, просто наблюдал за эмоциями паренька, незаметно улыбаясь и записывая себе что-то в мобильник. Он писал сообщение своему начальству, утверждая, что нашел сына знаменитого мистера Черрита. Престарелый работник ему не верил, но все-таки согласился удержать завтрашнюю первую полосу. Это настолько обрадовало Клара, что тот начал тихонько насвистывать под нос незатейливую мелодию и изредка пританцовывать на месте. Он утрет нос этому Байлоту, обязательно. Нужно только взять момент и ни в коем случае его не пропустить.

Но вскоре и он потерял терпение, снова хватая Маркуса за запястье и уводя дальше по аллеи. Они спешили, обходя прохожих незнакомцев. Клар смотрел куда-то вперед, а наш герой успевал только следить за своими ногами, чтобы не запутаться в них и не упасть. Но вскоре и невнимательному парнишке была понятна цель его спутника — кафе. Обычное кафе.

Широкий плотный синий навес, толстые столбики словно бы вбиты в землю. Столики маленькие, скрытые от посторонних глаз тонкой деревянной перегородкой, со сторон которых прикреплены горшки с красивыми яркими цветами. Усевшись за самый дальний, расположенный в углу, они сначала помолчали. Клар раскладывал свои вещи и достал что-то, похожее на блокнот, и простенький диктофон. Марк же просто сидел, выпрямив спину и напрягая плечи. Ему не улыбалось отвечать на глупые вопросы этого человека, потому он ничего не знал.

Предвидя это нежелание, Клар пристально посмотрел на мальчишку, затем встал и приглушенно спросил, сжимая в руках ручку:

— Будешь что-нибудь? Сок, мороженое или еще что-нибудь... — голос совсем стих. Марк покачал головой, отказываясь. — Ладно, тогда я выберу на свой вкус. Устраивайся, я приду через минуту.

Достав сигареты из бокового кармашка сумки, альфа ушел, не оборачиваясь. Наш герой откинулся за спинку стула. Можно было бы уйти, но Клар его бы нашел, так как у этого мужчины замечательные чутье и интуиция. Это даже пугало в какой-то мере.

Тяжело вздохнув и вяло мазнув взглядом по ближнему окружению: молодая парочка бет, которые сидели, держать за руки, компания друзей, что весело переговаривались, две альфы за столиком, которые буравили друг драга взглядами — Маркус прижал к себе свою ношу и подумал, что ничего Клару не скажет. Зачем посторонним людям знать что-то? Может, потом они использую эту информацию против их семьи. Да и безумная идея подмены тоже всплыла в памяти, ненавязчиво указывая — такому место найти можно, к сожалению, ибо и Тэльмар, и Нала дальше своего носа не смотрели.

Альфы долго не было. Минут пятнадцать Марк его просто ждал. Молча. Созерцая шершавую поверхность столика. Через двадцать минут принесли заказ. Морковный сок, мороженое с киви и салат.

Тогда мальчишка насторожился, начиная нервничать. Пальцы быстро выстукивали сложный ритм, выдавая с головой его состояние. Когда прошел час — наш герой встал со стула и отодвинул нетронутую еду к центру столика, чтобы ее забрали. Молоденькая бета посмотрела на него неодобрительно, но все забрала, что-то говоря себе тихо. Платить за то, что не съел — никто никогда так не делал.

Что делать, как быть? Вопросы, звучавшие в голове, давали только одну большую и пульсирующую догадку — за такой короткий промежуток времени Марк уже успел привыкнуть к этой альфе, будто бы чувствуя что-то близкое и родное (хотя и не настолько, чтобы бросаться вслед и в огонь, и в воду). Раз Клар оставил свои вещи, то, значит, уходить не собирался. А если не собирался, то значит, могло что-то случиться. А если случилось... этого просто мальчишка представить не мог, потому что не верил в плохие исходы из принципа. Не приспособлен к такому парнишка, просто неспособен.

Забрав и свою ношу, и сумку пропавшего альфы, Маркус настороженно, оборачиваясь назад и вообще больше смотря по сторонам, начал искать своего нового знакомого. Никуда уйти он не мог, потому что не успел бы. Если, конечно, исключить возможность его катания по автобусам или в машине.

Первым делом Марк начал рыскать поблизости от кафе, заглядывая в каждый укромный уголок и хватая людей за разноцветные одежды:

— Вы не видели высокого альфу? — вопрошали большие глаза с отчаянными слезами в себе. Многие отводили взгляд и шли дальше. Некоторые пытались помочь, но не могли. Ведь описывал его мальчишка довольно-таки поверхностно.

Такое потерянности наш герой никогда не ощущал. Тоску, боль, раздражение — другую гамму чувств — но только не такое всепоглощающее ощущение, что ты ничто по сравнению с этими обстоятельствами, глупостями, ситуациями. Ближе к вечеру, вымотавшись Маркус уселся под деревом в парке, жалея, что не съел то, что заказал пропавший альфа. Есть и пить хотелось безумно. Он подложил себе под голову освободившуюся более-менее мягкую сумку. Рюкзак положил себе на колени. Людей проходящих было немного, но они занимались своими делами.
Какого же было удивление, когда до плеча омеги дотронулась ледяная дрожащая рука, перемазанная чем-то чернеющим.

У него не то чтобы сердце в животе забухало, даже душа в пятки ушла. И это... оказался уже полюбившей за короткое время нагловатый Клар, выглядевший побито и бледно.

— Тсс, не кричи, — пришлось Марку зажать рот ладонью, чтобы тот ненароком не привлек к себе внимания. — Если тебя услышат, то меня отправят далеко и надолго, а тебя — обратно к родителям.

Маркус попытался успокоиться. Он глубоко дышал и растирал ушибленное место на затылке. Нет, определенно, сидеть под деревом, в парке, было не лучше идей из всего дня. Наш герой склонился над портфелем, сжимая виски.

— Скажите мне, сколько всего глупого я уже успел сделать за сегодня? — вопрос звучал невнятным бормотанием под нос, поэтому никто ему не ответил. Попросту не услышали. Но нужно подумать о своем знакомом. Напрягший внутренне, он встал на внезапно слабых ногах, придерживаясь за ствол широкого в обхвате дерева, и посмотрел на Клара. Потрепанный.

Маркус, испугавшись, забыл про свои ноши (те просто-напросто упали на траву) и протянул ладонь к лицу альфы, дотрагиваясь до черного пятна на щеке. Тот вздрогнул, но не отстранился, будто проверял.

— Что с тобой случилось? Это кровь? — в темноте было не слишком видно, но ощущениям мальчишка чувствовал именно это. Отойдя назад и чуть не споткнувшись о свой рюкзак, он в упор смотрел на знакомого, ожидая прояснения ситуации.

— Ну... — неопределенно начал Клар, поднимая свою сумку, — меня встретили конкуренты. Ничего серьезного, всего лишь Байлот.

Он усмехнулся, рукавом вытирая пятно и приближаясь к сжавшемуся Марку.

— Нам нужно уходить и найти что-нибудь из медикаментов, — говорил альфа как-то странно. Приглушенно. — Но у меня забрали ключи... я не знаю, что делать.

Парнишка долго не думал. Зная, что не проживет подобной жизнью и никогда не доберется до обожаемого Поля, он ответил, четко и уверенно:

— Мы сейчас пойдем ко мне. Это не обсуждается.

Все планы внезапно и беспощадно рассыпались пеплом к ногам. Но ведь Маркус заставит Тэльмара и Нала увидеть волка и дока.